Всегда считал, что идти одному в тайгу, да ещё и без ружья, не стоит! Тем более, что даже в непосредственной близости от спортлагеря НГТУ «Эрлагол» полно диких зверей.... Так рассуждал я, собираясь в одиночку осуществить четырёхдневный голодный поход.

Борис Скворцов , Горный Алтай

Трёхдневное голодание почти по Брэггу

Всегда считал, что идти одному в тайгу, да ещё и без ружья, не стоит! Тем более, что даже в непосредственной близости от спортлагеря НГТУ «Эрлагол» полно диких зверей. В разное время в походах доводилось встречаться здесь не только с медведями, волками, рысями, маралами, лосями, лисицами, но и другими братьями нашими меньшими. И не надо обольщаться тем обстоятельством, что за тридцать пять лет существования спортлагеря не было ни одного случая нападения зверя на человека. Зато известно более десятка случаев укуса ядовитыми змеями гадюкой обыкновенной и щитомордником алтайским. Хотя все укушенные в итоге остались живы, ни одному из них мало не показалось. И это притом, что рядом находились товарищи, готовые оказать немедленную помощь.

Можно ведь, получив случайную травму, сразу сделаться беспомощным, например, оступившись, подвернуть ногу. Или, скажем, вдруг обострится у вас старая болячка и серьёзно испортит жизнь. Даже мошка, случайно влетевшая в глаз, может надолго вывести из строя и лишить возможности нормально продвигаться по маршруту, о клещах уж и не говорю…

Так рассуждал я, собираясь в одиночку осуществить четырёхдневный голодный поход. В одиночку, потому что одно дело теоретизировать, другое посмотреть на практике и потом подробно написать об этом. Голодный же, потому что давно уже не голодал я по Брэггу и почти забыл то замечательное ощущение лёгкости и чистоты в каждой клеточке организма. Очень теперь захотелось почиститься! А заодно навестить одну из наших эрлагольских групп, дневующую за хребтом Иолго на Буюкских озёрах.

"Умный в горы не пойдёт, умный гору обойдёт!" - доводится порой слышать от любителей пляжно-ресторанного отдыха. Так и хочется этим умникам ответить: "Жаль вас, господа! Слаще морковки-то вы ничего и не ели". С их точки зрения мы, туристы и альпинисты, просто придурки. Ну, а если ещё и не едим по нескольку дней, то, значит, придурки вдвойне.

Книга Поля Брэгга «Чудо голодания» ещё не вышла в нашей стране, когда в годы горбачёвской перестройки один из популярных журналов, кажется, «Физкультура и здоровье», начал публиковать её главы. Многие тогда заинтересовались необычной темой, использовали брэгговские рекомендации и с нетерпением ожидали появления очередного номера журнала.

После того, как несколько моих друзей, проведя голодания различной длительности, поделились со мной своими восторгами, я тоже решил попробовать. Дополнительным толчком к здоровому образу жизни послужила появившаяся в свободной продаже книга Юрия Андреева «Три кита здоровья». Эффект от очищения организма голодом мне страшно понравился, и потом неоднократно мы с коллегой по инструкторской работе в Эрлаголе спасателем Владимиром Косаревым целенаправленно голодали под рюкзаками в походах, употребляя в пути лишь воду из горных рек и родников. Однажды наше воздержание от пищи во время путешествия составило восемь суток…

И вот, вечером 29 июня 2007 года мой рюкзак, полностью собранный, но без котелков и продуктов, стоял у порога четырёхместного домика, построенного на окраине Эрлагола в прошлом году. Помышлял я выйти на маршрут по вечерней прохладе, и пройтись до сумерек пешочком лесовозной дорогой вдоль реки Кубы, да вдруг выяснилось, что наутро найдётся мне место в крытом кузове автомобиля «ГАЗ-66» вместе с отправляющейся в поход большой группой двух Вов-инструкторов: Пешкова и Сидорова. В семь часов утра следующих суток надёжная машина двинулась в путь. Чтобы преодолеть пятнадцать километров по разбитой дороге до разрушенного мостика у бывшего кордона Чемальского лесничества, нам потребовался почти час. Здесь, выгрузившись из автомобиля, мы отправились дальше по дороге и около трёх километров живой цепью шли вместе до устья Имурты, где и распрощались. Далее мой путь следовал по урочищу Имурта, а маршрут группы Вов-инструкторов шёл и дальше вверх вдоль Кубы. Пожали мы с замыкающим ту группу Володей Сидоровым друг другу руки и, пожелав удач, разошлись.

Давно знакома мне популярная среди туристов река Имурта с её черёмуховыми зарослями, кустами, усыпанными превосходной красной смородиной и малиной, многочисленными несложными бродами, а порой и с обилием слепней, могущим довести любого идущего вдоль реки до белого каления. Впрочем, слепней в этот раз не наблюдалось, зато уровень помутневшей от дождей воды в реке, был выше обычного. Шагая по тропе, я не переставал удивляться тому, что выше по течению каждый брод парадоксально оказывался полноводнее предыдущего. Наверху переходить реку вброд приходилось уже со всей осторожностью, используя в качестве шеста свой посох.

Погода стояла солнечная, но ветреная, и рваные облака, беспорядочно проносящиеся по синему небу, сулили скорые перемены в атмосфере. Легко шагать давно нахоженным маршрутом, отмечая про себя каждый знакомый распадок, стоянку, кострище. Я даже слегка удивился, когда обнаружил, что все броды уже остались позади. Поднявшись на плоский болотистый водораздел между Имуртой и притоком Элекмонара рекой Каракол, наконец, почувствовал, что нахожусь в голоде. Есть не хотелось совершенно, но появились ощущение физической расслабухи и чувство удивительного душевного спокойствия. "Обеденный" отдых я наметил на хребте между верховьями Имурты и Сейши на обширной кедровой стоянке, а притопал туда после трёх часов пополудни.

Набрав в пластиковую бутылку воды из маленького родника, непостижимым образом выбивающегося из-под камней здесь наверху и вдосталь напившись, я расстелил на усыпанной сухими кедровыми иглами поляне полиэтилен, сверху бросил свою тёплую куртку на синтепоне и, с наслаждением растянувшись на ней, сладко-пресладко задремал. "Часок покемарю, и в путь", - сонно подумалось мне, но не тут-то было! Буквально минут через десять небо затянулось унылыми серыми тучами, солнце померкло, и заморосил частый дождь. "Вообще-то мы так не договаривались", - проворчал я в адрес туч, нехотя поднимаясь. И успел-то я на этой стоянке всего лишь расслабиться до состояния медузы. Лениво собравшись, накинул на рюкзак кусок полиэтилена от дождя и, слегка пошатываясь, побрёл по конной тропе, которая теперь плавно поворачивала направо, обходя верховья Имурты. После отдыха разнылся левый локоть, на котором бактерицидным лейкопластырем был заклеен обнаруженный вчера вечером пустячный фурункул, возникший, кажется, вследствие занозы…

Иду и чётко ощущаю, что вошёл в голодание: движения становятся замедленными, голова тяжелеет, в горле постоянно что-то откашливается, а все мысли потихоньку испаряются. Спокойно шествую по тропе, созерцая окружающий ландшафт и через каждые двадцать минут останавливаясь на передышку. Лёгкий дождь, едва прекратившись, вдруг хлестанул ливнем. Громыхнул гром. Срочно нырнув под старый кедр, я скинул куль и огляделся. Тёмно-зелёная крыша из густой хвои была обширной и столь плотной, что могла выдержать любой ливень. Ровная, сухая площадка казалась безупречным местом для моей маленькой палатки, только вот далековато от воды. Глянул на часы. Ещё нет и пяти, вставать на ночёвку рано. Что ж, можно спокойно подремать. Вот и чудненько!

Очнувшись от дрёмы, я увидел впереди себя голубое небо и веселые белые барашки на нём. Стряхнув капли воды с полиэтиленовой накидки, упаковал её в верхний клапан рюкзака, куртку засунул под клапан, а рюкзак накинул на плечи. Вот теперь с новыми силами можно топать и топать по тропе, которая с небольшой потерей высоты огибает справа заболоченный, заваленный буреломом и загромождённый разнокалиберными камнями участок местности.

Первый день похода всегда тяжеловат, а в голодном режиме тем более. Останавливаюсь через каждые десять-пятнадцать минут, пью воду. Лес становится всё реже. До его границы, за которой начинается горная тундра, поросшая карликовой берёзкой, ивой и можжевельником, уже рукой подать. Вот и добрёл я до нашей излюбленной стоянки у трёх вековых кедров, являющей ныне грустный вид. Несколько лет назад какие-то варвары обосновали кострище вплотную к деревьям прямо на их могучих корнях, там, где обычно мы ставили одну из палаток, и кедры начали чахнуть. Удивительно, как они до сих пор не погибли!

Сегодня мне в любом случае здесь не ночевать: у кедров устроилась большая группа туристов-конников с турбазы Берель. Поприветствовав коллег, медленно-медленно поднимаюсь дальше вверх по тропе. Следующая стоянка свободна. Поляна чересчур большая, не совсем здесь уютно, но какая мне разница! Нет рядом дров? А костёр мне и не нужен! Скинув рюкзак, первым делом достаю опустевшую бутылку и иду за водой. Метрах в пятидесяти по едва заметной тропке нахожу крохотный ручеёк. Не удастся набрать из него воды даже кружкой, но в одном месте, на небольшом сбросе высоты, приставлен к камням полый стебель какого-то растения - водопровод. Тоненькая струйка воды из стебля аккуратно льётся в пластиковую полторашку. Дождался, когда она, наконец, наполнится, и после этого с наслаждением пью воду, затем заново пополняю бутылку.

Семь часов вечера. Разуваюсь, надеваю на босые ноги калоши, неторопливо разбираю рюкзак. Мокрые ботинки, стельки и носки раскладываю в огромном сухом гниловатом дупле исполинского кедра. Остальные вещи намереваюсь разместить в палатке. Снимаю взмыленную фирменную футболку с надписью «НГТУ» на спине и вдруг обнаруживаю, что на месте пустяковой болячки на левом локте вздулась здоровенная тёмно-красная шишка, а сама рука заметно отекла и откровенно ноет. "Это что ещё за безобразие! - возмущаюсь я, строго глядя на шишку, - А ну, прекратить немедленно!". Достав походную аптечку, промываю больное место перекисью водорода, втираю в него крем «Спасатель» и неуклюже пытаюсь перебинтовать. Не добившись желаемого результата, приложил к болячке стерильную салфетку, закрепив её лейкопластырем.

Установив палатку и расстелив внутри неё коврик, куртку и спальник, достаю из кармана рюкзака «Житие Серафима Саровского», упакованное в мультифору, и намереваюсь залечь и читать, пока окончательно не стемнеет. Однако, несмотря на усталость первого дня, что-то меня на этой площадке не устраивает. Отойдя метров на пятьдесят, внимательно приглядываюсь к стоянке. Места здесь уйма! Цыганский табор может расположиться. Палатка, сиротливо приютившаяся на краю поляны в десяти метрах от раскисшей конной тропы, видна со всех сторон. "Да и шут с ней!" - полагаю я, глядя на часы и отмечая, что начались вторые сутки моего голодания. Подойдя ещё раз к "водопроводу", почистил зубы, обмылся по пояс и с досадой ещё раз осмотрел предательски отекающую руку. "Ну, да ладно, может, к утру пройдёт", - мелькнула успокоительная мысль.

Любуясь вечерним беззаботным солнцем, облаками причудливых форм и многорядьем сияющих различными оттенками синевы горных хребтов на южном горизонте, решаю перед сном прогуляться по округе. Очень скоро на противоположной стороне от ручья метрах в ста от палатки, поражённый, останавливаюсь. За двумя могучими кедрами скрывалась шикарнейшая площадка, с трёх сторон закрытая деревьями от постороннего взора, небольшая, идеально ровная, покрытая мягким толстым слоем сухих иголок. Навес из густо сплётшихся хвойных веток метрах в четырёх над головой не пропустит и капли воды. Райский уголок, да и только!

Усталость первого дня давала себя знать, в голове слегка шумело, и хотелось лишь одного поскорее принять горизонтальное положение, прихватив под бочок бутылку с водой. Но вновь найденное гнёздышко меня настолько впечатлило, что выгрузил-таки я содержимое палатки на траву, да и перетащил походный скарб на новое место. Ну, всё! Наконец-то забираюсь в спальный мешок и достаю книгу…

В полукилометре от меня ниже по тропе позванивают колокольчиками пасущиеся лошади туристов-конников, к массивным скалам на противоположной стороне широкой долины правого истока Муехты подошла ещё одна группа туристов, до меня доносятся их весёлые голоса, кто-то отчаянно дубасит бубен, упорно не желая прекращать это занятие. Ну, разве один я в тайге? Народу хоть отбавляй!

Первая голодная ночь всегда некомфортна, организм перестраивается на режим детоксикации. Только задремал, как прошиб меня сильный озноб. С чего бы это? Чувствую, и температура поднялась! Просыпался через каждые полчаса, хватая пересохшим ртом воду из бутылки. Нормально уснул лишь перед рассветом, однако в восьмом часу утра живо поднялся, ощущая себя, как это ни странно, вполне выспавшимся.

Рука, хоть и особо не саднила, но и заживать что-то не собиралась. Придётся сокращать маршрут. Впрочем, посмотрим. До развилки троп, одна из которых через Аккаинский перевал ведёт к верховьям Угула и далее к Буюкским озёрам, а другая через соседнюю седловину к реке Сергезю и назад к Кубе, ещё топать да топать! В целом же вполне удовлетворённый тем, что уже второй день ничего не ем, что погода установилась прекрасная, а самочувствие моё вполне сносное, не торопясь, собираю рюкзак и отправляюсь вперёд по тропе.

Уже в зоне горной тундры встретился я с группой, ночевавшей на противоположной стороне долины. Это были туристы не так давно созданной базы «Аркадия», которые шли сейчас без рюкзаков фотографироваться на фоне скальных Замков. До тропы, сворачивающей на Аккаинский перевал, мне оставалось ещё около километра, но решение идти не к нему, а на Сергезинскую седловину уже созрело, так как левая рука начала беспокоить всерьёз. Она особо-то и не болела, но предательская чернушная краснота продолжала разрастаться от локтя к предплечью. В общем, бережёного Бог бережёт.

На седловине меня ждал адреналиновый взрыв. Поднявшись наверх, я выскочил прямо на стадо огромных чёрных яков, пасущихся в каких-то тридцати метрах от меня. Як, или как его ещё тут называют, сарлык, - животное, похожее на корову, но чуть крупнее, да ещё и с длинной, до земли, шерстью. Вместо мычания сарлык издаёт совсем уж недомашние звуки, напоминающие рёв дикого кабана. Хотя это животное и считается прирученным, хищником не является, но агрессивным бывает оно на диво! То ли одичал як на высоких горных пастбищах, то ли от природы у него буйный характер, но в любом случае встреч с ним у нас всегда было принято избегать. Большие стада этой скотины видеть мне не доводилось. Вот и сейчас было их не более сорока голов, но зато самых что ни на есть отборных!

При виде приближающегося человека яков охватило сильнейшее беспокойство. Неистовый рёв животных резанул мне уши. Вдруг вперёд вышел и замер на месте их вожак, оценивая обстановку. Его огромный демонический чёрный силуэт с мощными рогами на голове зловеще смотрелся на фоне яркого неба. Испытав лёгкий шок и пытаясь избежать нежелательного контакта, я рванул влево от тропы и ошибся. Именно туда и намеревался, оказывается, увести вожак от меня стадо, а мой зигзаг окончательно спутал его карты. Животные, добавив децибелы, стали свирепо выбрыкиваться, демонстрируя крайнюю ярость, затем, как по команде, замолчав, угрюмо и медленно двинулись в мою сторону.

На секунду оторопев, я остановился, затем, подняв к небу посох, постарался издать ленивый, но свирепый медвежий рык, угрожающе сообщая братьям своим меньшим, что на самом деле я страшный зверь, и только с виду кажусь белым и пушистым. Неожиданно откуда-то сбоку появился, видимо, отошедший от стада одинокий як, который, развевая лохматый хвост, на огромной скорости мчался налево. Он летел сломя голову так, что показалось мне, будто скачет какое-то другое животное, например, лошадь неизвестной породы. Стадо яков во главе с вожаком устремилось за ошалевшим одиночкой, а я, начисто забыв о том, что голодаю, и сбросив с плеч этак лет двадцать, подобно трусливому зайцу рванул теперь без тропы вправо. Так и разбежались мы: животные, достигнув левого края широкой Сергезинской седловины, замерли и, сгрудившись у каменистого склона, повернулись ко мне мордами, хмуро наблюдая мою ретираду, а я прыг-скок вперёд и вниз через правый край седла… В безопасности почувствовал я себя лишь после того как животные пропали из виду за перегибом.

Между прочим, походная пора очень удобное время для молитвы: идёшь по тайге и читаешь про себя "Отче наш", а на душе легко и спокойно. Разумеется, когда не возникает пожарных ситуаций, а в противном случае: "Господи, благослови!" и надо пожар тушить поскорее, а не молиться. Насчёт пожара это, конечно, аллегория.

Так вот, удрав от яков и прочитав "Отче наш", вспомнил я 1998 год и, прямо скажем, неординарную ситуацию, которая возникла в одном из тогдашних походов. Шагали мы, девять человек, по урочищу Сарысаз от ближних пещер, что в верховьях Кара-Кокши к Айрыкскому перевалу, чтобы на одной из граничащих с лесом стоянок встать на ночёвку. Слева от нас безрадостно зеленели обширные, но несерьёзные болота, а справа возвышался отрог, называемый туристами Чёртовой грядой. Такое название связано со скалами на скотопрогонном перевале. Ни дать ни взять, торчат на пологой седловине каменные пальцы, один из которых, видимо, указательный, с кривым ногтем, угрожающе полусогнут, и кажется, что услышишь ты сейчас хрипловатый голос Милляра в роли Кащея Бессмертного из детского фильма «Варвара краса, длинная коса»:

"Да-а-алжо-ок!!!"

Вот напротив той седловины и приостановились мы, озадачившись. Дело в том, что всё пространство впереди нас было заполнено… пасущимися коровами, быками, телятами и тёлками. По тропе, и ниже тропы, а больше всего справа от нас, наверху по склону, паслось невероятное количество коров разных мастей. Никогда в жизни я не видывал такого полчища этих священных для Индии животных! Сколько же их здесь - не сосчитать!

"Что делать-то будем?" - пробормотал один из участников.

"Пойдём спокойно по тропе, да и всё!" - легкомысленно решил я, - "Это ведь коровы, а не медведи".

Так и поступили. Тихо шествуем по донельзя разбитой копытами тропе, пеструшки пасутся, не обращая на нас внимания и даже не уступая нам места. Мы их вежливо обходим. Но тут происходит непредвиденное: мирных животных наверху что-то напугало, и они кэ-ак шарахнутся всем гуртом наискосок вниз, ближе к нам. Тут одна наша юная участница кэ-ак заорёт с перепугу! И, только что бывшие безмятежными, коровы буквально взбеленились, наверно, дикие звери им померещились в непосредственной близости, а может, так оно и было. Отчаянно мыча нестройным хором, стадо буквально покатилось с горы прямо на группу туристов всей своей тысячеголовой массой.

В первый момент я обомлел, почудилось мне, что фильм ужасов смотрю. Да, некоторый опыт встреч с большими стадами у меня имелся, а потому, заорав во всё горло диким голосом всякие ругательства, одним из которых было слово "цилле", рванул я навстречу несущемуся на нас стаду, при этом яростно размахивая палкой и зверски рыча. Собственно, других вариантов поведения у меня и не было. И надо же! Остановились животные, хотя и не сразу. Часть коров обогнула меня, а те, что бежали прямо на орущего, яростно скачущего с рюкзаком человека, затормозив, застопорились. Парадокс! Я же их пугал, а в результате вроде малость успокоил. Вот что значит "клин клином вышибают".

В итоге оказался я зажатым со всех сторон, как в тисках, перепуганными животными, ни одно из которых, правда, не пыталось меня боднуть, не до того им, наверно, было! Прямо передо мной маячило около десятка поднятых кверху коровьих голов с непомерно расширенными, наполненными диким ужасом глазищами. Вот такой казус!

До спасительной полоски леса оставалось метров сто, но дышать-то было уже нечем! Схватив правой рукой первый попавшийся под руку рог какой-то коровы, резко дёрнул его в сторону, левым кулаком залепил животному по морде чуть ниже глаза, зло хрипя при этом: "Пошла вон, скотина!" Схватил тут же другой рог, да вдруг ощутил, что спина моя плотно прижата к чьей-то спине. Это был рванувший следом за мной шестнадцатилетний Вовчик Сидоров, тот самый, с которым вчера на одной машине выехали мы на маршрут. А тогда, в 1998 году, еле-еле продравшись через живую стену до опушки леса, облегчённо мы с ним вздохнули. Но чего же дурная гибель могла приключиться! Под копытами коров! Такое, пожалуй, лишь в фантазиях Хичкока возможно.

Ретировавшиеся едва ли не до горизонта остальные участники путешествия в течение часа добирались до нас снизу от болот по безопасной лесной полосе. Однако к стоянке мы всё же пришли засветло. Да, такие случаи крепко запоминаются! Через восемь лет спросил я у Володи, что он тогда ощущал, когда бежал навстречу взбесившемуся стаду. Оказывается, перепуган был он крайне! Настолько, что и представить трудно.

Но вот второй парадокс: кажется, человек смертельно напуган, но бежит почему-то не от опасности, а прямо на неё! В лоб! Буквально на таран идёт, давая тем самым возможность остальным уйти в безопасное место. Вы спросите, как такое возможно? А я вам отвечу. Может, не поверите, но это тоже подсознательный опыт. Сызмальства по тайге с отцом ходил парень, вот и выработались рефлексы, которые никогда не понять любителям пляжного отдыха.

А сегодня я вот на втором дыхании от яков драпанул. Да ещё как резво! Неужто они набросились бы на человека? Что-то не слыхивал я о подобных инцидентах. Наверняка знаю одно: напугать они могут кого угодно, но то ведь в целях самозащиты… Хотя, с другой стороны, кто их, дикарей, знает?

Вот так, то вспоминая о прошлых приключениях, то философствуя, добрёл я к двум часам дня до самой верхней стоянки на реке Сергезю. Над крутым склоном, у границы леса выложено в форме камина кострище, имеется небольшой пятачок для палатки да журчит вода в правом истоке реки, где так мелко, что без кружки не обойтись. Однажды в голодном походе поднялись мы сюда вдвоём с Косаревым на ночёвку, и уже поставили палатку, но вдруг началась такая гроза, что из соображений безопасности спешно снялись, да снова вниз под крутяк свалились, на пастушью стоянку. На второй день с утра пришлось нам повторно по той круче лезть. Ну, а сейчас, голодая в одиночку, расстелил я на пятачке свою куртку, развалился на ней, да и прикорнул блаженно. Одно лишь неудобство тут имелось: площадка наклонная, сползал всё время вниз, пока в камин пятками не упёрся.

Отдохнув около часа, поднялся и, с удовлетворением отметив, что погода установилась самая что ни на есть расчудесная, двинул вниз, решив заночевать километрах в двух от впадения Сергезю в Кубу. Было у меня там на примете местечко симпатичное в стороне от тропы. Пошагал я по верхней, наиболее сухой, тропе, но оказалось, что группа, прошедшая здесь до меня, шибко по ней плутала, потому что заросла та тропа основательно. Я и повторил все зигзаги и выкрутасы прошедших несколько дней назад туристов, испытывая при этом некоторый зоологический интерес и не уходя до времени на тропу нижнюю.

К намеченному биваку пришёл рано, в седьмом часу вечера, но идти дальше сегодня было нецелесообразно. Ещё позапрошлой весной перешедшая в наступление Куба начисто смыла лесовозную дорогу от устья Сергезю и ниже, а перелазить через образовавшиеся запруды и завалы на ночь глядя что-то не хотелось. Поэтому снял я с себя все одежды да искупался. Нырнуть в полной мере, правда, не удалось, мелковата здесь Сергезю. Однако лёг в русло сначала на спину, потом на живот, да голову окунул до дна. Хороша водичка, дюже холодна она здесь! Усталость походного дня после купания мигом улетучилась.

Почистив зубы, спокойно установил палатку, расстелил спальный мешок, да и полез в него. И тут так свело мне правую икроножную мышцу, что, стиснув зубы, еле выполз обратно. Попрыгал босиком по траве. Отпустило, хотя и не сразу. Назад в спальник залазил с великой осторожностью, опасаясь повторения ситуации. Сразу же потянуло в сон, но при первых признаках дрёмы, как и в прошлую ночь, испытал сильный озноб. Снова поднялась температура, во рту язык и тот пересох. Бутылка с водой лежала рядом и, хлебнув глоток из неё, достал я из-под головы старенький анорак и утеплился.

Продремав до темноты, был разбужен чьим-то странным воем. Сон как рукой сняло, приподнявшись и затаив дыхание, я внимательно прислушался, но это были не волки. У волков голоса другие, их вой не раз доводилось слушать ночью у нижнего Буюкского озера. Но тогда было нас не менее семи человек, и вблизи углился недопотушенный костёр.

"Огнище бы сейчас не помешало," - размышляю я, и тут странные, похожие на шакальи, крики раздаются совсем близко. Не выдержав, расстёгиваю замок палатки и, высунув голову наружу, свирепо рявкаю:

А ну, иди сюда! Познакомиться хочу!

С верхушки дерева срывается какая-то огромная птица и, злобно гавкнув, улетает вверх по распадку. Филин, что ли? Вот собака! Поспать не даёт. Озноб почему-то сменяется ощущением жары, но раздеваться не хочу, жар костей не ломит. Уснуть быстро не удалось. Слышу, вот рядом с палаткой кто-то прошёл, громко сломав ветку кедра. Я снова подскочил. А! Ну, это, наверно, косуля. Ну что за нелюди эти звери, сами не спят и другим не дают! Прочитав "Отче наш", окончательно успокаиваюсь и засыпаю. Если бы не жажда, то спал бы без перерыва до утра, а так пришлось раз семь за ночь прикладываться к бутылке.

Под утро приснился мне одноклассник Слава Хомутов, организующий встречу выпускников нашего «10-а». Он выглядит немного усталым, но радостным.

"Ты представляешь, Борь, почти всех наших удалось собрать!" - оживленно сообщает он. На журнальном столике уже лежат фрукты в большой стеклянной вазе, рядом стоят две бутылки, на зелёных этикетках которых жирным белым шрифтом выведено: "Наливайка".

"Ой, Славка! - бормочу я растерянно, - Ты понимаешь, а я вот из похода ещё не вернулся… Но я быстро… вы начинайте без меня… Вот приду, моментально переоденусь и сразу к вам!"

Выспался я опять неплохо! В семь утра, искупавшись на вчерашнем месте, засобирался в путь. До Эрлагола оставалось двадцать четыре километра. Спустившись по тропе до Кубы, внимательно оглядел местность. «ГАЗ-66» здесь идёт прямо по руслу речного рукава, и лучшего пути что-то пока не просматривается. Пройдя около получаса по колено в воде, я свернул влево, но тут же попал в бурелом. Совершив несколько зигзагов, снова вышел на водяную колею. Когда же надоело идти по набирающим силу струям, и я снова ушёл влево, то обнаружил, что невредимый участок старой лесовозной дороги уже давно идёт параллельно моему пути.

Дойдя до устья Муехты, удивился, как много времени затратил я по бездорожью на какие-то несчастные три километра. Утешало, правда, то обстоятельство, что ниже дорога находится в более или менее нормальном состоянии и особых бродов больше не предвидится. Между прочим, позавчера, поднимаясь по Имурте, намесил я столько глины, что мои густо перепачканные старые спортивные брюки впору было выбрасывать, теперь же от ходьбы по руслу речного рукава они стали идеально чистыми, как и армейские ботинки на ногах.

Следующий километр, до устья Имурты, с которого начинал я два дня назад активную часть маршрута, показался мне за два. "Обеденный" перерыв наметил я на большой поляне вплотную к Кубе напротив устья реки Верхний Каратурук, где не раз ночевал с группами. Идти становилось всё тяжелей, левая рука продолжала отекать и в кисти вздулась подушечкой тыльной стороной. Однако ныл только локоть, причём не шибко, хотя и нудно. Вообще же, ходьба по хорошо знакомой, много раз исхоженной разбитой лесовозной дороге представлялась мне удовольствием ниже среднего. Было ощущение, что до обеденной стоянки я еле дотащился, а впереди ещё оставалось четырнадцать километров! Может, по вечерней прохладе пойдётся легче, а то впору от жажды с бутылкой воды в руке топать. Но в руке-то у меня старый ивовый посох, срезанный четыре года назад и в конце каждого сезона аккуратно сдаваемый на склад вместе с прочим снаряжением.

Наконец-то появился поворот на долгожданную поляну у реки, где самодельный столик виднеется, скамейка рядом да примитивная жердевая сушилка для одежды. А жара стоит безобразная, градусов под тридцать шесть! Конечно же, все шмотки под солнцем сейчас прожарю. Но первым делом, с великой радостью нырну в Кубу с головой, искупаюсь, наконец, как следует!

Отдыхал я здесь не менее двух часов, высушив до хруста и спальный мешок, и палатку и всю одежду. Не догадался лишь развернуть аптечку, в которой пролился хлоргексидин. Это безобразие обнаружил позже, когда догадался набрать, промыть и размять несколько листьев подорожника для того, чтобы приклеить их к огромной тёмно-красной шишке на левом локте, - к счастью, мотковый лейкопластырь уцелел… Кстати, от подорожника сразу же полегчало.

Остававшийся до спортлагеря путь можно было условно поделить пополам: через семь километров дорога проходит через последний по пути мост через Кубу. В трёх же километрах от нынешней стоянки ещё один мост, что в одиннадцати километрах от базы. И вот, расстояние от бивака до того моста показалось мне раз в пять короче, чем от него до моста последнего, ближнего к Эрлаголу, хотя разница в расстояниях там не больше километра. Это на третьи сутки голодания проявляет себя ещё одно обстоятельство: близость окончания похода невольно демобилизует весь организм…

Но вот появился последний на моей стезе мост. Отсюда оставшийся отрезок пути можно снова разделить пополам. Серединой будет то место, где в Кубу впадает река Ареда, в верховьях которой маралий заповедник раскинулся. Но что я вижу через километр! Шикарнейшая стоянка: аккуратная, идеально ровная площадка, поленница дров для костра, да ещё и небольшая лагуна для купания с видом на живописные скалы в начинающих сгущаться сумерках. Остановившись, я отдыхал здесь минут пять, а потом понял: чтобы пройти ещё шесть километров до лагеря, физических сил почти нет, это так. Но для того, чтобы ставить здесь палатку и ночевать на этой чудесной стоянке, моральных сил нет вовсе! От определённости сразу полегчало, а тут ещё и вечерней прохладой потянуло, пошагалось бодрее.

Напротив впадения в Кубу реки Ареды в кустах стоит похожий на гигантскую жёлтую жабу внедорожник «Хаммер», рядом парень, хозяин машины, на вечернее небо глядит, а потом меня увидел:

- Здравствуйте, Вы откуда?

- Из Эрлагола, НГТУ-НЭТИ, инструктор…

- А-а-а, был я у вас в девяносто пятом году… дикарём.

- Вы знаете, а я работал там в это время.

- Да-да, припоминаю.

Стал он мне что-то рассказывать, и почувствовал я, что молодому человеку просто хочется поговорить, а я его от усталости перестаю воспринимать, к тому же ползти мне ещё да ползти до дому, наверно, не менее полутора часов. Извинившись, сообщил собеседнику, что нет у меня уже времени на разговоры, дескать, ждут меня, да и побрёл дальше. Бодрость куда-то улетучилась, но утешала мысль, что по этакой дороге можно и в ночь идти, как бывало не раз.

Следующая метка по пути - это гора над Эрлаголом, пик Дураков, вид сзади, а дальше задворки кемпинга, растянувшегося вдоль Кубы на добрый километр. Наконец, проглядывает и развилка у Чемальского мостика, о чём говорит автомобиль, медленно проплывающий далеко впереди справа налево. Так ведь до развилки той ещё дойти надо!

"Доползу, доползу, всё равно доползу…" вспоминается школьный анекдот про неудачную оперу, в которой дальше идёт назойливое: "Гангрена, гангрена! Ему отрежут ногу!"

"Ну, да! Щаз-з!" - опровергаю я внутренний голос.

Вот и эрлагольские ворота у Чемальского моста! Так ведь ещё и через весь лагерь надо протащиться… Распрямляю плечи и, как мне кажется, достаточно твёрдой походкой, не суетясь, захожу на территорию Эрлагола. Уже заметно стемнело, надеюсь пройти незамеченным, и вдруг слышу голос моего старого коллеги Николая Григорьевича Нестеренко:

- Гляжу, поднимается медленно в гору…

"Вскормлённый в неволе орёл молодой," - продолжая тему в тон ему, и не узнавая собственный голос, больше похожий на карканье полудохлой вороны.

"Орёл, ворона… а скворец на базу прибыл наконец!" - ни к селу, ни к городу приходит мне в голову дурацкое двустишие, когда, подойдя к своему домику, с величайшей радостью сбрасываю опостылевший рюкзак и падаю на верандную пристенную скамейку.

"Боря! - слышу радостный голос, - Надень снова рюкзак, мы тебя фотографируем!"

Подскочив, с предпоследней каплей адреналина лихо набрасываю рюкзак и оскаливаю в голливудской улыбке шестьдесят четыре зуба вместо тридцати двух!

На выход из голодания хватило половинки банана и половинки апельсина, из которых мне жена фруктовый салат приготовила, пока Марина Григорьевна, супруга Нестеренко, нахмурив брови и весьма озадаченно покачивая головой, обрабатывала в течение получаса мою больную руку. А вот случайно оказавшаяся в доме добрая кружка красного сухого вина была принята моим организмом с величайшей благодарностью.

"Ты теперь из голодания выходишь алкоголем!" - ехидно резюмирует моя благоверная, выливая, однако, остатки живительной влаги в мой стакан.

"Такое пил даже Иисус Христос!" - еле слышно возражаю я, с наслаждением кутаясь в тёплое одеяло, а сам размышляю: "Я сделал это! Но поход придётся повторить, потому что эксперимент не был чистым… Этот локоть… вот зараза… Но, вообще-то… оно, конечно… ходить по тайге в одиночку, это… знаете ли… не совсем правильно, а вот голодать можно… и даже нужно… на даче… в межсезонье… никто не помешает…"

Засыпая, бормочу супруге:

"Ира! Спокойной ночи! Ангела Хранителя тебе. Дети-то где? Бегают, что ли, по сумраку… хватит им… всё уже… спать пора."

Наутро просыпаюсь с мыслью: "А хорошо бы так вот на природе поголодать дней десять-двенадцать. Без суеты!"